Они поженились по любви. По крайней мере, она говорит, что влюбилась в него почти сразу после первой встречи. Она первой его приметила и сделала все, чтобы их познакомили. Еще бы не приметить высокого брюнета с ярко-синими глазами и римским профилем. Она-то казалась себе обычной девчонкой, без особых шансов встретить кого-то выдающегося, а тут такой красавец. Еще и надежды подает на социальный успех. Впрочем, социальным успехом в то время считалось немногое — всего лишь высшее образование и работа не по рабочей специальности.
Брюнет учился в ВУЗЕ, жил с родителями в коммуналке и выпивал.
Но кто же смотрел тогда на это «выпивал», когда пило почти все мужское население. И мужчины ранжировались по степени запойности: «как часто выпивает, руку поднимает, все ли пропивает или можно вытащить часть зарплаты?» А тут еще и красавец, все подруги завидуют, мама шепчет: «Давай, где ты еще такого найдешь». Да и сама она влюблена, смотрит на него — и земли под ногами не видит.
В общем, они поженились. И прожили вместе почти сорок лет.
Только из этих сорока лет двадцать он пропил, а еще двадцать пролежал овощем. Между этими цифрами были короткие промежутки, когда он «еще» или «уже» не так сильно пил, но ни ей, ни детям они особо не запомнились.
Перед глазами — по двадцать лет кошмара, только выбирай, какой смотреть — тут тебе алкогольный, а тут больничный.
Когда за пьяную драку его отчислили из ВУЗа и его отец устроил к себе на завод, она сначала порадовалась: зарабатывать хорошо будет, ведь уже и первый ребенок родился, времени на пьянки будет меньше, все-таки работает.
Потом поняла: денег на пьянки стало больше, а тут еще и грусть непризнанного гения «заливать» нужно – «я подавал такие надежды, а меня выгнали».
Синеглазый брюнет пил и не мог остановиться, пьяным терял человеческий облик, часто не доползал до дома, так и оставался лежать во дворе или на лестничной клетке, в луже собственной мочи или рвоты. Потом и трезвым потерял лицо, расплылся, стерся, смазался – какая красота выдержит почти ежедневного обмывания алкоголем.
Она боролась, она верила, что любовь может изменить все. Просила, плакала, ругалась, кричала, выгоняла. Он говорил «прости» и продолжал пить. Тут и второй ребенок родился, им квартиру дали, она хотела, она верила, что еще сможет построить нормальную семью. Потом он вовсе перестал извиняться, начал поднимать на нее руку, чтобы не кричала, пить не мешала.
Однажды она не выдержала, собрала вещи, собрала детей, хотела уйти…но обнаружила, что некуда. Их крохотную двушку со смежными комнатами ни за что не разменять. Ее родители сказали: «Ты что, нам самим тесно — да и кому ты будешь нужна с двумя детьми?», свекровь плакала и просила: «Не оставляй детей без отца». Она распаковала вещи, раздела детей и осталась.
Еще через пару лет у него случился первый инсульт, потом второй — и после него он уже не вставал, деградируя все больше и больше.
Ей предлагали сдать его в интернат, хотя бы нанять сиделку, но она не соглашалась. Сама мыла его, кормила, переворачивала, обрабатывала пролежни, носила утку, стригла волосы и ногти. Успевала при этом работать. Еще помогать взрослым детям и его пожилым родителям.
Когда он, наконец, умер, даже похороны получились веселыми. Ну, если не веселыми, то очень светлыми. Никто не скорбел: все понимали, что этот человек умер давно, просто сейчас успокоилось его тело.
Теперь она живет одна. С его большим портретом в главной комнате. Если ее спросить о нем, почему не ушла, почему терпела, то она говорит «любила». Думаю, что ей нужно самой в это верить, чтобы придать смысл этим мучениям.
А еще у нее вдруг открылся талант превращать в красоту все, к чему не прикоснется. Французы говорят «зеленая рука» о садоводах. У нее же оказалась «прекрасная рука». Потому что из старых тряпок она может сплести чудный коврик, из пуговиц и надоевшего шарфа создать ожерелье, нарисовать картину углем на картоне, сделать дизайн любого интерьера, заставить расцвети старый пень — у нее все получается.
Она и раньше изобретала – то сварить кашу из топора, то детям связать-сшить-смастерить, то себе платье из ничего, все потому что денег всегда не хватало. Он пропивал почти все, что зарабатывал, она на свою зарплату умудрялась тянуть себя, детей и квартиру. Тогда это было вынужденное творчество, она его даже за талант не считала, думала, что крутится так, потому что выхода нет, денег нет, а хочется хорошо выглядеть.
А сейчас она не может не создавать, но очень смущается и отнекивается, когда ее работы хвалят и называют талантливыми.
А я смотрю на нее и думаю, что если бы не эти 40 лет, положенные на алтарь семейной жизни, ей бы подучиться и быть дизайнером где-то в Париже. Но ей почти 70 лет. Вивьен Вествуд творит и в 76, но все же она начинала на 30 лет раньше.
А что же он? Тот самый мужчина, ради которого были все эти жертвы.
Что бы он ответил на вопросы — кого любил, чего хотел, почему все пропил? Хотя бы попытался стать счастливым в семье, которую создал?
Этого мы уже не узнаем. Наверняка у него была какая-то своя боль внутри, которую нужно было так топить в бутылке. И может даже она его не поняла, не прочувствовала, не поддержала. Но как бы то ни было, она старалась, а он ушел. Сначала в алкоголь, потом — в болезнь, а потом — в миры иные.
О любви ли эта история? О том, что с любимыми не расстаются и не бросают?
Для меня она о бессмысленности.
Бессмысленности жертв и безысходности женской судьбы, если она построена вокруг мужчины. Мужчина может быть спутником жизни, но не может быть самой жизнью, ее смыслом и целью.
А любовь — да, прекрасное чувство, не важно, к мужчине, котику или к ребенку. Оно наполняет нас силами и энергией к действиям. Тем, кого любишь, хочется и приятно делать что-то. Им можно простить больше, просто потому, что даже на проступки смотришь с любовью.Но любовь не может забирать больше, чем дает. Миг состояния «я люблю» не стоит сорока лет жизни.
Мнение редакции может не совпадать с мнением автора статьи.
