Каждая глубокая клиентская работа затрагивает тему мамы, каким бы далеким от нее не был первоначальный запрос. Это неудивительно, ведь мама первый и главный человек, с которым мы строим отношения эмоциональной близости и привязанности. Не обижайтесь папы, вы важны, но именно в мамином теле формируется наша жизнь и только мама решает случится ей или не случится. Вот с этого момента, с решения продолжиться ли беременности, мы получаем первый наш опыт власти. Точнее того, что значит быть во власти другого человека? Даст он нам право на жизнь или нет?
Далее, власть мамы продолжается. Для малыша мама Бог, мама мир, мама безопасность. Если мама теплая, любящая, но не удушающая своей любовью, в контакте с ней мы получаем большой ресурс, фундамент, на котором взращиваем собственное Я. Формируем представление о себе и о своей роли в мире. Мы растем, отделяемся от мамы, но она по-прежнему имеет для нас огромное значение. В здоровых отношениях и здоровом контакте материнская фигура остается тем авторитетом, мнение которого важно, но оно не является определяющим или влияющим. В норме я и мама это два взрослых человека, которые любят, общаются, заботятся, помогают, поддерживают, но каждый живет свою жизнь. Жизнь мамы, тем более ее счастье или покой, не могут зависеть от действий ребенка. Мама переживает, волнуется и расстраивается, когда у чада, пусть и взрослого, что-то идет не так. Но мама не выставляет условий «я отдала тебе всю жизнь, теперь ты делай так, как я хочу», «ты не можешь выйти за него замуж, он тебе не подходит» и не кричит «ты никчемное существо, я всегда знала, что ты хорошим не кончишь».
Что если что-то пошло не так? Вместо любви критика, вместо здоровой привязанности не здоровая — «будь со мной, потому что одна я не могу», вместо поддержки «пошла вон, тварь неблагодарная»? У девочек, рожденных в 70-х, 80-х практически каждая история отношений с мамой об этом. Сплошные раны, унижения, боль. Даже если внешне все благопристойно, мама не ругается, не критикует и не кричит, клиентка уверенно заявляет «у меня хорошие отношения с мамой», то если копнуть глубже, находишь эту донорскую трубку «я посвятила жизнь тебе, ты мое все, не оставляй меня». И клиентка, взрослая уже и самостоятельная женщина на полном серьёзе боится признаться маме, что уволилась с работы, которая была не мила. И план на будущее, и сбережения, и силы — все у нее есть, а вот сил сказать маме — нет. Потому что мама расстроится, будет плакать, давление подскочит, еще инфаркт или просто «маме будет плохо», а виновата в этом «плохая» дочь. Угодить маме, понравится маме, доказать маме, сделать маму счастливой – вот «сбитые» цели сбитых с толку бывших детей.
Со стороны может показаться, что я из мам делаю зло, дети-сироты, выросшие по детским домам да по приемным семьям, без мам, точно не счастливей. Но вот эта депривация материнская действительно отличительная черта не одного поколения детей. Только последние лет 10-15 я наблюдаю изменения в сфере детско-родительских отношений. Они становятся теплее, здоровее. Современные мамы чудом сумели восстановить утраченные программы нормального родительского поведения и это дает много надежд на счастливое будущее.
Но что же делать тем, кому не повезло? Сейчас очень популярна идея «прости и отпусти». С ней носятся не только непосвященные обыватели, но даже психологи и психотерапевты. Придуманы целые ритуалы прощения. В США, например, есть группы для близких жертв, которые пишут прощенные письма в тюрьмы их убийцам. И эта идея настолько забила людям мозги, что тем, кому не помогают прощенные ритуал стыдно в этом признаться. У них полжизни был ущерб, полжизни они пытаются справиться с этим ущербом и нивелировать последствия, ищут спасения в прощении и не находят. А значит новый виток вины, страданий, ущерба «со мной точно что-то не так, раз я до сих пор маму простить не могу». Все с вами «так». Просто не каждое действие вообще под категорию прощения попадает. Прощение – это состояние. Оно либо естественно наступает, либо нет. И если нет, это не потому, что с тобой не так, а потому что простить нельзя то, что с тобой делали. И делал это самый близкий человек. Подрывал и растаптывал твою безопасность, веру в себя, уверенность, чувство собственного достоинства.
Прощать не нужно. Это вообще как-то высокомерно. Можно попытаться понять. Не своим больным и обиженным ребенком внутри, а собой взрослой, чтобы наконец вырваться из этого круга вина-обида.
Почему моя мама вела себя так? Давайте заглянем в историю. Последних 100 лет. Дальше не можем, потому что почти у 90% населения бывшего СССР, все, что было раньше тщательно скрывалось, иначе не выжить. Бабушка-мама-дочь. Бабушка родилась в 1929 и осталась круглой сиротой в неполные 14, в оккупированном Киеве. Впереди было еще 2 года войны. Хорошо, что у нее была хотя бы ее бабушка, женщина уже не молодая, но кто-то родной. Моя мама родилась в 1950. В то время декретный отпуск составлял 112 дней — 8 недель до родов и 8 после. 2 месяца — и бабушка вынуждена выйти на работу. Не работающая женщина – тунеядка. Тем более в послевоенном году, когда вся страна пашет на восстановление. Да и деньги нужны, молодой семье двух круглых сирот. Маме повезло, что целых 14 лет ее жизни прошли в теплом доме прабабушки, а не в яслях и 5-ти дневных интернатах. Помню, моя подруга вспоминала свое детство в яслях, которые были домиком детства многих советских детей, когда всех по часам на горшок. И не важно, хочешь ты в туалет или нет. Нянечка одна, а детей много. Бутылочки по расписанию. По расписанию проветривание. У одного сопли — всем закапали капли, для профилактики. Сплошной конвейер. Как этим ясельным детям быть в контакте со своими желаниями, если они с детства привыкли подстраиваться под группу?
А вспомним «гуманное» законодательство на счет грудного вскармливания – когда работницам предоставлялись специальные перерывы, чтобы они могли сбегать домой и покормить ребенка грудью. А если зима и мороз, а если до дома и назад в перерыв не успеешь? А если успеешь, но что значит сходить туда-сюда по 4-5 раз в день? Остаются сцеживания и бутылочки, которые дает бабушка или нянечка в яслях.
Я родилась в 1974. Декретный оплачиваемый отпуск все те же 112 дней. Хочешь больше — можешь взять до года, но без сохранения заработной платы. Только к концу 70-х он увеличится до полутора лет. И это время будет оплачиваемым. Мне тоже повезло. Вмешался дедушка и настоял, чтобы мама уволилась и была со мной дома до 3-х лет. С тунеядством тогда уже было проще, женщины могли себе позволить быть домохозяйками.
Итак, мы имеем бабушку, в 14 лет ставшую взрослой и не имеющей физической возможности быть теплой и заботливой, маму с привязанностью к прабабушке, с обидой на маму, которой она просто не видела или видела по вечерам измотанной и уставшей. И дочку, которой сначала вроде бы дали, а потом начали забирать, потому что мама была так не насыщенна любовью в своем детстве, что этот кричащий голодный ребенок внутри управлял ей всю жизнь. Депривация в трех поколениях. Что передать четвертому? Сначала нужно со своим голодным и недолюбленным ребенком внутри разобраться.
Мама недодаст и недолюбит. Особенно та, которой сейчас уже нет в живых, но ты себя еще можешь и долюбить, и донянчить. Помню, как высокомерно одна коллега сказала: «после этой фразы, я уволила своего терапевта». Да, это та часть терапии, на которой происходит слом. Подросший клиент принимает это и продолжает работу. Не подросший уходит, громко хлопнув дверью и обвинив во всем терапевта, как до того он обвинял маму. И носится потом всю жизнь с этой закладной как с флагом – мне недодали, недолюбили, мне все должны. Он хочет верить, что мама однажды изменится и оплатит все счета.
Но даже если бы это было так, мама волшебным образом вдруг бы изменилась, поняла, признала и сказала «прости», вряд ли это бы помогло. В то недолюбленное, одинокое, трудное детство дорога есть только у нас. Только в наших силах теперь помочь своему внутреннему ребенку.
Мнение редакции может не совпадать с мнением автора статьи.
