Нынешний год богат на секс-скандалы. Голливуд все еще лихорадит дело Харви Вайнштейна. Ватикан — святыню непорочности, оплот аскеты и смирения — трясет от безудержности телесной: то бывшие семинаристы признаются в недопустимых сексуальных отношениях с наставниками, то в квартире кардинала полиция разгоняет гей-оргию, то казначея Джорджа Пелла обвиняют в растлении малолетних. Теперь системы образования США и Канады проводят чистку рядов — преподавательницы обвинены в сексуальных связях с учениками. Хотя можно ли назвать растлением секс шикарной, 25-ти летней красотки с 17-ти летним учеником? Для меня вопрос открытый.
Не отстала тут и отстающая обычно Украина — 70-ти летний дедушка-профессор из Ровно менял оценки и другие блага на внимание к своему дряблому, но почтенному пенису. Увы и ах, все это очень неприятно.
Как и любое массовое явление, вскрытие секс-скандалов, породило волну, точнее общественное движение с тегом #meetoo. Аналог прошлогоднего флеш-моба #Янебоюсьсказати или поддержка жертвам сексуальных домогательств — расскажем правду без страха и стыда. Солидарность всех женщин, кто хоть раз вынужден был смотреть на пенис, сами того не желая.
На первый взгляд полезная штука — поддержка пострадавших, выведение в публичную сферу неподобающий поступков, а, значит, и возможность защитить себя, свои права, восстановить статус-кво. Но вот читаю некоторые истории и не могу отделаться от ощущения, что это драма ради драмы. Или драма, ради войны. И да, можете, уже бросать в меня тапки и тухлые помидоры. Ну, или выдернуть пару пучков волос. Мы же девочки, хук правой — это не гламурно.
Помню, еще в активной фазе флеш-моба #Янебоюсьсказати мы с подругой обсуждали, почему нам не хочется в него включаться. И никакая женская солидарность не перевесит нежелание. Не то чтобы, нам никогда не показывали член без нашего согласия на него посмотреть. Показывали. И не раз. Иногда нежелание на него смотреть приходилось отстаивать хуком правой. Но для меня точно есть разница между реальным значением события в моей жизни и тем значением, которое я хочу ему придать. Чтобы проявить солидарность, чтобы доказать: и я тоже, я с вами, я такая как вы. Чтобы быть принятой группой.
И я, и подруга, мы девочки 70-х, чье половое созревание пришлось на хаос перестройки и на коллапс распада СССР. Свой первый в жизни пенис я увидела в 1-м классе. Нет, не смешной стручок у мальчишки-ровесника — это был взрослый толстый член. И держал его дядечка прямо во дворе нашей школы. Позже этого дядечку я не раз видела у школы и по дороге к ней. Мне никто не рассказывал, кто он и зачем это делает. Что вообще хотят эти дядечки с членами в руках. Своим детским умом я как-то понимала, что ничего хорошего, и лучше всего от таких убегать. Что и делала.
Позже, уже в средней школе, когда нас перевели во вторую смену, были популярны такие забавы — группы мальчиков налетали в темноте на девочек, идущих из школы домой, валили их на землю и лезли руками во все места, до которых получалось достать. У меня и мест еще не было, не наросли, да и у мальчиков все тоже не сформировалось, однако вот так развлекались будущие мужчины. Пару раз мы с подругами попадали под такие облавы. Неприятно, но кулаки, зубы, ногти, портфель, садануть ногой в косточку голени – ты отбилась и пошла домой. И даже маме с папой рассказать в голову не приходит.
Дальше онанисты в транспорте. Помните такие, прижимаются к тебе в давке, ты чувствуешь стоящий колом член или потные руки под юбкой, а деваться некуда — народу как сельдей в бочке, кричать стыдно, вот и схватишь его за руку или за член, сдавишь так чтоб у него глаза лопнули и все — он отстал, а ты спокойно едешь в пункт назначения. Подростковые или студенческие дискотеки, после которых парень, который так мило танцевал с тобой и вызвался проводить домой, вдруг прямо в подъезде прижимает тебя к стене и пытается стащить трусы. Кулаки, зубы, ногти, сумочка, садануть ногой в косточку голени — ты снова отбилась и пошла домой. И даже маме не жалуешься. И снова пойдешь на дискотеку. Ведь один мудак — не повод лишать себя радостей жизни. А таксисты 90-х, которые пытались получить оплату «натурой». А машины, которые останавливались перед тобой вечером, когда ты просто стояла на остановке и ждала автобус, чтобы доехать с учебы домой. А эти «пойдем ко мне у меня кассеты классные есть, послушаем» или «я только на чашку чая зайду» или «приезжайте с зачеткой ко мне на дачу, там шашлычок пожарим и поговорим о вашей сессии».
Мне кажется, любая моя ровесница может рассказать кучу подобных историй. О том, как она встретилась с худшей стороной жизни, с тем, что она — субъект чьей-то похоти. Когда не знала, не была готова, не понимала, верила, надеялась, была беспечной, доверяла. Повлияли ли эти истории на мою жизнь, секс, так чтобы мне захотелось во флеш-моб или в любую другую акцию поддержки жертв? Нет. Наверное, потому, что жертвой я себя не ощущала и не ощущаю. Кто-то назовет описанные случаи насилием. Да, в них есть насилие, но все-таки сравнить эти истории с историями женщин, которым отбиться не удалось — рука не поднимается. Можно ли мерить насилие типа у меня была light версия, а вот у них hard и trash? Те, кто хард, те пострадавшие и жертвы, а те, кто лайт, вам и говорить стыдно? Или «все мы жертвы, все пострадали»? Не знаю, в нашем обществе столько насилия, что к нему становишься невосприимчивой или закаленной: реагируешь только на вопиющие случаи, от мелких отбиваешься и идешь вперед.
А еще я правда не вижу смысла в свои 43 вытягивать на свет эпизоды 7-ми летнего детства или 19-ти летней юности – «мне показали член» или «от меня хотели секса», которые пережиты и приняты, как и любой другой жизненный опыт. Зачем? Что они принесут мне сейчас? В моей сексуальной жизни был разный опыт, мужчины все разные. Стать членом братства женщин ценой исключения или гнобления мужчин? Я не готова. Мужско-женские отношения и так слишком наэлектризованы поляризаций и обобщениями – «все мужики козлы», «все женщины меркантильные стервы», «нормальных мужчин нет». Ко мне на прием приходят женщины, которые с порога заявляют, что хотят семью и отношений, но не с кем, мужчин нет или все не то. Я удивляюсь «как нет? Я вижу много мужчин на улицах, в ресторанах, в метро, в соц.сетях, значительная часть из них не против знакомиться и общаться». И тут выясняется, что те, что есть — это не те, потому что к ним либо страх, либо огромное, глубинное презрение. Может именно презрение и рождает насилие? У презираемого мужчины есть только одним способ наказать презирающую женщину — взять ее силой, а если взять не получается, то хотя бы унизить.
Или присоединиться ко вселенскому плачу «мы сестры, мы натерпелись»? Но жизнь для меня радость и удовольствие, даже не смотря на тучи.
Вопросов больше, чем ответов, но именно вопросы и не дают мне стремглав ринуться в лигу женщин, пострадавших от сексуального насилия и им сочувствующих. Я сочувствую. Но я против деления насилия на сексуальное или еще какое-то и я против объединений одних против других. Или фиксации на одной стороне явления или преувеличении одной роли. Например, роли жертвы. Насилие недопустимо. Никакое.
Мнение редакции может не совпадать с мнением автора статьи.
